Сюжет Спецоперация РФ в Донбассе и на Украине
«Никто, кроме нас, не может претендовать на статус главной антиколониальной империи. И если бы мы это сказали и открыли ворота для добровольцев со всего мира, то не тысячи, а десятки и сотни тысяч стали бы участниками нашего противостояния».
Писатель, общественный и военный деятель, подполковник Захар Прилепин после тяжёлого ранения возвращается в зону СВО. Одной из главных его задач станет подготовка добровольцев из иностранных государств. В беседе с aif.ru он рассказал, кто на самом деле оказался друзьями России и сколько ещё должно пройти времени до окончания конфликта.
С уважением к народам
Даниил Тарабукин, aif.ru: почему вы решили вернуться на СВО?
Захар Прилепин: вся эта история была начата в том числе и мною в 2014 году. С лета 2014-го я занимался гуманитаркой, с сентября — военкорил, с зимы 2015-го был советником первого главы ДНР Александра Захарченко, с 2016-го — заместителем командира батальона спецназа ДНР. В 2022-м пересоздал ряд своих подразделений уже на СВО, с 2023 года был на контракте с Росгвардией. Всю эту историю я тяну уже 11 лет. Для меня продолжается всё то, что началось очень давно.
Наш тип империи не высасывает все ресурсы, наша империя — антиколониальная. Мы исторически строили страну на антиколониальных основах. Уже в Российской империи были разные формы автономии, и это видел мир. А Советский Союз дал сигнал к началу антиколониальной борьбы по всему миру. — Захар Прилепин
— Вы уже говорили, что одна из целей — подготовка иностранных добровольцев. Как считаете, есть ли у нашей страны что-то большее, чем деньги, чем мы могли бы мотивировать их?
— Такая мотивация есть, мир её уже услышал и ждёт, что мы заявим это в полный голос. Сейчас Россия может встать в центр новой антиколониальной борьбы. Антиколониализм — вот огромная и весомая цель России, которая с невероятным тщанием и уважением относится к малым и большим народам своей империи.
Наш тип империи не высасывает все ресурсы, наша империя — антиколониальная. Мы исторически строили страну на антиколониальных основах. Уже в Российской империи были разные формы автономии, и это видел мир. А Советский Союз дал сигнал к началу антиколониальной борьбы по всему миру. Так что никто, кроме нас, на статус главной антиколониальной империи претендовать не может.
И если бы мы это сказали и открыли ворота для добровольцев со всего мира, то не тысячи, а десятки и сотни тысяч стали бы участниками нашего противостояния. Но мы пока не хотим всерьёз брать на себя эту ответственность и ограничиваем участие даже в ситуации, например, вокруг Венесуэлы.
— Полагаете, нам хватило бы ресурсов сражаться на несколько фронтов?
— Сейчас мы говорим, что конфликт на Украине — противостояние с США и Западом. Они в него вкладываются, завозят специалистов, за Киев воюют польские и другие наёмники. И если бы открылся новый очаг, в той же Венесуэле, то часть ресурсов была бы переправлена туда.
У меня дома большая библиотека еще советских времен, там 20 томов литературы Африки, 20 томов литературы Латинской Америки, по 20 томов китайской и индийской литературы. В прошлом выпускались книги об этих странах и народах — про то, как они воевали, совершали революции, об их героях. Сейчас подобного не происходит. — Захар Прилепин
Также такой вызов приоткрывает целый ряд других возможностей. Сейчас в нашей схватке в полной мере не участвуют те или иные страны из состава БРИКС. Но тут они бы сказали: «Всё, русские объявили прямое противостояние. Мы готовы вписаться в эту драку». В итоге наша страна могла бы заручиться поддержкой 3—5 сильнейших игроков на территории Латинской Америки, которые ненавидят США всем своим существом.
— Добровольцы из каких стран могли бы выступить на стороне России?
— Около 10 африканских стран, Афганистан, красный пояс Латинской Америки. Если бы мы открыли приём на Кубе, в Венесуэле, Никарагуа, Бразилии и ещё целом ряде стран Латинской Америки, то оттуда за нас пошли бы воевать и без тех разнообразных форм поддержки, которые мы можем организовать.
Более того, если бы у нас были другие отношения с рядом стран СНГ, в том числе с азиатским поясом, то оттуда пришло бы огромное количество людей, воспитанных и выросших в Советском Союзе, для которых слова «дружба народов, фашизм и нацизм» не стали забытой древностью.
«Мы держимся на соцблоке»
— По большому счёту, за четыре года стало ясно, кто наши друзья, враги и союзники. Для вас были какие-то откровения в этом вопросе?
— Я скорее удивился, что некоторые народы и страны дотерпели 33 года до нашего возвращения. Ведь это мы отгородились от них огромным забором. В итоге все эти страны — на 90% бывший соцблок — пришли в БРИКС, так или иначе помогли нам в ходе СВО. Сейчас всем видно, какие отношения у нас с левыми странами и какие отношения с теми, которые управляются правыми. У нас есть одно исключение на правом фланге – это Виктор Орбан, венгр, который более-менее здраво смотрит на мир. Но и он на самом деле помогает воевать против России. Поэтому Орбан и КНДР — это не одно и то же.
Получается, что мы держимся на том соцблоке, который создали товарищи Ленин, Сталин и Брежнев. Но и нам надо всё-таки понимать, что там тоже люди благодарные, они прекрасно помнят, что без Советского Союза они бы не имели вообще ничего.
— Как думаете, для населения России эта восстановленная дружба будет что-то значить после СВО?
— Для большинства людей молодого и среднего возраста она ничего не будет значить. Люди постарше работали в Африке, в Китае, читали книги про эти страны. У меня дома большая библиотека еще советских времен, там 20 томов литературы Африки, 20 томов литературы Латинской Америки, по 20 томов китайской и индийской литературы. В прошлом выпускались книги об этих странах и народах — про то, как они воевали, совершали революции, об их героях. Сейчас подобного не происходит.
Кроме того, несмотря на нашу дружбу, мы даже полголовы не повернули в сторону этих стран. У нас главные новости по-прежнему идут из Европы, Канады, США. В итоге так получается, что мы дружим со странами, но с кем именно мы дружим, что там за люди, как эти государства возникли и кто ими управляет нам не объяснили и объяснять не собираются. Зато Трампа и Макрона в России знает большинство.
Так что надежды на то, что эти вещи укоренятся, нет.
«Стоим в той же точке»
— Полгода назад, когда все говорили, что СВО вот-вот закончится, вы мне сказали: скорого мира ждать не стоит. Сегодня конец СВО приблизился?
— Отношение ко многим событиям у нас формируется на основе словесных вихрей. На деле мы находимся в той же точке. Мы даже близко не отвоевали то, что имели в 2022 году, но почему-то сейчас мы стали ближе к победе, чем в марте 2022-го. С чего ближе-то? Всё ещё не ясно, как будет выглядеть демилитаризация, денацификация, как будет выглядеть снос неонацистской идеологии на Украине.
Для того чтобы иметь полную возможность влиять на эту ситуацию, мы должны создать тот самый новый миропорядок, о котором сказал президент, когда встречался с премьер-министром Индии Моди и товарищем Си. — Захар Прилепин
Сейчас мы не можем арестовать ни Буданова*, ни Сырского. Нам никто не возвращает ни Славянск, ни Краматорск, ни Херсон, ни Запорожье. Недавно глава МИД РФ Сергей Лавров сказал, что наши цели не изменились. Раз так, то, я так думаю, ещё лет 10 вполне можем провоевать.
— А каким-то образом этот процесс ускорить можно?
— Можно, отключив западные поставки вооружения на Украину. Тогда начнётся дестабилизация в Киеве, а потом и демонтаж режима Зеленского. Такое под силу Трампу, но он на это не пойдёт. Зачем ему это нужно? Если сносится эта власть, то начинают признаваться нелегитимными все договоры, которые Киев заключил с Вашингтоном. А Америка забрала себе все полезные ископаемые на территории Украины. Или решила, что забрала. Так что Штатам при любом президенте надо, чтобы власть в Киеве была им подконтрольной.
Для того чтобы иметь полную возможность влиять на эту ситуацию, мы должны создать тот самый новый миропорядок, о котором сказал президент, когда встречался с премьер-министром Индии Моди и товарищем Си.
— Хватит ли у нас на это сил?
— Было бы желание. У нас есть деньги, армия, да и мы молодцы на самом деле. На Западе все были уверены, что Россия рухнет, что мы полные банкроты и у нас нет будущего. Теперь все понимают, что ничего не произошло, наша страна не обрушится. Сейчас мы справляемся с ситуацией и не хотим повышать ставки, драматизировать ситуацию и ссориться с США и Европой навсегда. И это, видимо, вполне устраивает нас.
«Похоже до комического ощущения»
— Хотел бы обратиться к вашему литературному творчеству. Ваш последний роман «Тума» — роман о Степане Разине, который, как мне показалось, из прошлого говорит о настоящем. Почему именно так вы решили показывать современность?
— Потому что я хорошо знаю этот период, он мне понятен, у него есть ясные исходы и завершения тех ситуаций, в которых мы с вами пребываем. Как и сейчас там тоже было соединение Украины с Россией, хотя это тогда называлось иначе, там тоже была гражданская война на территории нынешней Украины, в которой так или иначе участвовала часть Европы и местное население. Там тоже был поход на Москву и там тоже серьезную роль играла церковь.
Мы сами себя обманываем, что люди читают только блоги и им ничего не надо. По-прежнему во всем мире популярны толстые романы. Люди читают Стивена Кинга, классику — Достоевского, Оруэлла, Булгакова. Так что сейчас читают много. А те, кто не читают сейчас, они бы и вчера не читали. — Захар Прилепин
В итоге многое из того, что происходило в прошлом, напрямую рифмуется с нашими событиями и с нашим временем. Совпадают даже исторические условия. Россия в «Туме» находится на расстоянии 35-40 лет от периода огромной смуты. И у нас после перестройки и ряда гражданских войн прошло 35 лет. То есть события похожи буквально по каждому пункту даже до какого-то почти уже комического ощущения.
При этом так как в нашем времени ситуация еще неразрешенная, то я его не касался. Надо понимать, что «Тихий Дон» Шолохова, «Хождение по мукам» Алексея Толстого и даже книги иммигрантов, тетралогия Марка Алданова, были написаны по заврешении гражданской войны, когда они могли подводить итоги и оценивать ситуацию как законченную.
— «Тума» — это серьезный, толстый русский роман. Учитывая, что сейчас и поколение читателей другое растет, и контент в любой форме воспринимается иначе, то как вы считаете, пространство в литературе для него еще осталось?
— У меня прекрасно продаются книги даже по советским меркам. Я среднестатистический успешный советский писатель. А столько, сколько читали советских писателей, вообще в мире никогда никого не читали. Это раз.
Два. Мы сами себя обманываем, что люди читают только блоги и им ничего не надо. По-прежнему во всем мире популярны толстые романы. Люди читают Стивена Кинга, классику — Достоевского, Оруэлла, Булгакова. Так что сейчас читают много. А те, кто не читают сейчас, они бы и вчера не читали.
При этом интересно, что маленькие вещи — повести и рассказы — читают гораздо меньше, отдавая предпочтение большим книгам. Аналогичное мы можем увидеть в кино. Все говорят, что люди занятые, но ведь они не смотрят короткометражки, а предпочитают сериалы по пять сезонов. И после этого люди говорят, что нет времени на чтение. Правда что ли?
Сейчас люди стали меньше работать, у них стало больше свободного времени на все. И с чтением у нас в стране и так все нормально, но если бы мы правильно его пропагандировали, то стало бы все вообще замечательно. Сейчас наш читающий народ поглощен Сетью и выбирает фигню, но читает он в день столько, сколько читали маниакальные читатели в самые лучшие годы. Так что у нас одна задача — переориентировать читателя.
— Последний вопрос хотел бы задать, тоже про «Туму». Учитывая то, что «Тума» — это первая часть трилогии, которую вы планируете, то не боитесь ли вы, что во время командировки на Донбасс какие-то будущие части книг, идеи выпадут из головы, как-то потеряются?
— Да нет, у меня планы написаны, лежат. А если что-то и выпадает из головы, то, значит, не очень крепко там держалось. Жизнь, конечно, дописывает, домысливает какие-то вещи: я роман «Тума», о казачестве, о Степане Разине хотел написать лет 30 минимум, но если бы я взялся за него раньше срока, то я просто бы не вытянул эту книгу. Только после войны на Донбассе, после гибели всех моих товарищей, после смерти Захарченко, после того, как меня подорвали, после смерти Саши Злого, после всего этого я понял, что я к этой книге готов. Вот и все. И у меня то же самое было с биографией Есенина. Я всю жизнь занимался Есениным, я всегда был готов эту книгу написать, но начал ее писать тогда, когда я достиг вот этого страшного внутреннего состояния, очень тяжелого, такого прям, как натянутая струна, который единственное и позволяет понять есенинскую трагедию и смысл есенинской смерти. То же самое и с Шолоховым. Только достигнув определенной степени успеха, удачливости и попав в ряд политических схваток, когда тебя просто желают голову оторвать, я понял, как жил на самом деле Шолохов. Стало ясно, что такое его судьба во всех отношениях. Так что если бы я Есенина, Шолохова и «Туму» начал бы писать на 10-15 лет раньше, я просто бы не до конца осознал бы материал и смысл, и метафизику всего происходящего.
*Признан Росфинмониторингом РФ террористом и экстремистом.
Оцените материал
| Подписывайтесь на АиФ в
MAX |
Leave a Reply