130 лет назад, 2 ноября 1895 года, в городе Сульс, что в Эльзасе, в окружении детей и внуков умер тот, о котором актёр и поэт Леонид Филатов в своём стихотворении 1977 года высказался так: «Да нам плевать, каким он был, какую музыку любил, какого сорта кофий пил… Он Пушкина убил!»
Думается, нет нужды объяснять, как называлось это стихотворение, и кто был главным его героем. В нашей стране нет ни одного человека, который не знал бы, что Александра Пушкина убил Дантес. Вернее, Жорж Шарль д’Антес де Геккерн — именно так полагается писать его имя.
Другое дело, что это имя у нас вспоминать не любят. Что, с одной стороны, справедливо — в конце концов, зачинателем этой традиции был не кто-нибудь, а Михаил Лермонтов, который в своём стихотворении «Смерть поэта» величает Дантеса просто и без затей: «Убийца». А вдобавок награждает малоприятным качеством: «Пустое сердце».
Так стоит ли вообще заводить о нём разговор? Не лучше ли будет подвергнуть имя убийцы Пушкина полному забвению, чтобы память о нём и о его роде стёрлась навсегда?
Может, кому-то такой расклад покажется правильным. Но торопиться не стоит. Хотя бы по той причине, что стереть это имя с лица земли всё равно не получится — центральная улица города Сульс называется в честь Дантеса, который был мэром этого города. Это, впрочем, пусть остаётся на совести французов. Можно только гадать, какой бы они подняли вой, если бы, скажем, русский офицер Иванов застрелил на дуэли, например, Виктора Гюго, а в России в честь этого офицера назвали бы улицу…
Барон Жорж Шарль де Геккерн (Дантес) — мэр Сульса. Ок. 1855 г. Источник: Commons.wikimedia.org
Но мы — не французы. И вой по этому поводу поднимать не будем. А вот разобраться, как жил человек, убивший гения, и как такого вообще носила земля — это будет по-нашему. Потому что заслуженного наказания убийца не понёс. По всем законам ему полагалась смертная казнь. Собственно, его к ней и приговорили: «Комиссия военного суда, соображая все вышеизложенное, приговорила подсудимого поручика Геккерна за такое преступное действие повесить». Однако приговор в итоге превратился фактически в ничто — сначала убийцу Пушкина просто разжаловали в рядовые, а потом и вовсе отпустили на все четыре стороны: «Рядового Геккерена как не русского подданного выслать с жандармом за границу».
Тут уместно процитировать самого Пушкина, который в своей драме «Моцарт и Сальери» писал: «Нет правды на земле, но правды нет и выше». Эти слова произносит там Сальери, которого Пушкин почитал отравителем Моцарта. И, натурально, попадает пальцем в небо.
Да, на земле правды иной раз и впрямь не доискаться. О чём вроде бы свидетельствуют те русские, которые, превозмогая отвращение, всё же пытались понять, как и чем живёт человек, лишивший жизни Пушкина. В частности, с Дантесом в 1887 году, то есть спустя полвека после роковой дуэли, беседовал Александр Отто-Онегин, основатель первого в мире музея Пушкина. Александр Фёдорович тогда прямо спросил убийцу: «Но как же это вы решились? Неужели вы не знали?» Тот нимало не смутился и дал такой ответ: «А я-то? Он мог меня убить! Ведь я потом был сенатором!»
Впрочем, это ещё звучит как оправдание. Но вот что записал в свой швейцарский дневник в 1876 году историк литературы и цензор Александр Никитенко:
— Проходя под колоннадой кургауза, я часто встречаю человека, наружность которого меня постоянно поражает своей крайней непривлекательностью. Во всей фигуре его что-то наглое и высокомерное. На днях, когда мы гуляли с нашей милой знакомой М. А. С. и этот человек нам снова встретился, она сказала: «Знаете, кто это? Мне вчера его представили, и он сам мне следующим образом отрекомендовался: „Барон Геккерн (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина“. И если бы вы видели, с каким самодовольством он это сказал», — прибавила М. А. С., — не могу вам передать, до чего он мне противен.
Что ж, коли так, то правды на земле и впрямь нет. Но неужели её нет и выше?
Пушкин, Дантес и Наталья Гончарова. Источник: public domain
С этим всё гораздо интереснее. Первые звоночки, заставляющие думать, что «выше» правда всё-таки есть, раздались ещё в 1841 году. Именно тогда жена Дантеса, урождённая Екатерина Гончарова, сестра той самой Натали Гончаровой, на которой был женат Пушкин, писала своему брату Дмитрию: «Мой муж чуть не был убит на охоте лесником, ружье которого выстрелило в четырёх шагах от него, пуля попала ему в руку и раздробила всю кость. Он ужасно страдал, и страдает ещё и сейчас…»
Итак, случайно поражена та самая рука, которая направила в Пушкина пулю. В 1848 году точно так же случайно на охоте будет убит виконт д’Аршиак, секундант Дантеса в той роковой дуэли. Примерно в те же годы произойдёт такое, о чём Дантес не мог увидеть в самом дурном сне. Его дочь, Леони-Шарлотта, без всяких видимых на то причин увлечётся русским языком и русской культурой. Разумеется, это увлечение приведёт её к средоточию русской литературы — Александру Пушкину. И произойдёт непоправимое. Девушка узнает, что её отец — тот самый, кто поднял на него руку, и не сможет с этим смириться: «У Леонии-Шарлоты комната была обращена в молельню. Перед аналоем висел большой портрет Пушкина, на стенах были другие его портреты. Дочь Дантеса молилась перед портретом своего дяди. С отцом она не говорила после одной семейной сцены, когда назвала его убийцей Пушкина…»
Дуэль Пушкина и Дантеса. Источник: public domain
В итоге Леони-Шарлотта была отправлена в психиатрическую клинику — а в те годы таковые заведения в Европе были больше похожи на пыточные застенки. Действительно ли дочь Дантеса сошла с ума на почве «загробной любви к Пушкину», или папенька просто решил избавиться от живого укора, взяв ещё один грех на душу — большой вопрос.
Но никуда не деться от того, что и более отдалённое потомство Дантеса несёт на себе своего рода Каинову печать. И сознаёт это. Пушкинист Семён Гейченко приводил воспоминания художницы Александры Шнейдер. Уже в XX столетии она обучалась в Париже живописи у некоего художника, который, узнав, что Александра Петровна не немка, как он думал, а русская, чуть не упал в обморок: «Я прямой потомок Дантеса. Я сам знаю, что во мне течет кровь, убийцы Пушкина… Я ношу в себе это тяжёлое наследство, ношу его в своём сознании. Это сознание подтачивает мои душевные силы, лишает меня покоя. В работе я забываюсь, но при встрече с человеком из России меня снова охватывает боль, горечь, и я теряю себя…»
Один из ныне живущих потомков Дантеса, барон Лотер де Геккерн пишет стихи, посвящённые Пушкину. И неоднократно предпринимал попытки помириться с ныне живущими потомками Александра Сергеевича. Но те не желают о таком и думать. Может быть, с точки зрения христианской морали это и не совсем правильно. Но чисто по-человечески всё верно. Иначе и быть не может.
Оцените материал
| Подписывайтесь на АиФ в
MAX |
Leave a Reply